Коллективизация, репрессии и ссылки

В период коллективизации многие семьи были раскулачены и отправлены в ссылку в Туруханский и Енисейский районы, прииски юга края, Томскую область, Якутию, на Беломорканал и другие отдаленные регионы. Так, летом 1931 года был арестован крестьянин д. Аёшка Катцын Михаил Ильич. В конце июля 1931 года его, жену Макарину Петровну и детей: Александра, Анастасию, Серафиму и Елизавету вывезли в Новоселово, где вмести с другими репрессированными, погрузили на баржу и отправили вниз по Енисею. Семьи репрессированных привезли в п. Кривляк, близ Ярцево (тогда Туруханского района). Через неделю их отправили в п. Фомка, где ссыльные работали в совхозе имени Молокова. Семья Катцына М.И. была освобождена из ссылки лишь после Великой Отечественной войны. Члены семьи были реабилитированы в 1993 году.

Катцын Иосиф Кузьмич в 30-е годы работал учителем Новоселовской школы. По ложному доносу одного из сотрудников школы был арестован, обвинен по статье 58-10 УК РСФСР, помещен в Красноярскую тюрьму, где его били, подвергали пыткам и унижениям, а в 1938 году расстреляли. Был реабилитирован в 1989 году. Ниже представлен снимок семьи учителя Катцына И.К.:

Семья учителя Катцына Иосифа Кузьмича
Семья учителя Катцына Иосифа Кузьмича

Семья жителя деревни Аёшка Новоселовского района Парфентия Николаевича Катцына 1893 г.р. была раскулачена и выслана в Туруханский район. В экстремальных климатических условиях Сибири работали на лесоповале, зимой при 35-45 градусных морозах, по грудь в снегу, летом при ужасающей жаре, гнусе и комарах. Жили в землянках и бараках, голодали, болели и умирали. О трагизме ситуации ярко повествуют страницы воспоминаний одного из членов семьи – дочери Парфена - Нины Парфентьевны, записанные под ее диктовку внуком Парфентия Катцына – Геннадием Васильевичем Катцыным, которые он мне любезно передал. Вот некоторые выдержки:

Туруханский район. 1931 год. Остров. Фомка. Делали балаганы. Июль-мошка. Отцова мать (Парфена) ослепла. Жили до осени: выкопали землянки, зимовали. Ход через балаганы. Нары из теса. Смолино. Жили в Нордоме (нары, вокруг семья от семьи отделяли плахой 60 человек.). Катцыны 8 человек. Чанчиковы 4, Потылицыны 6, Жуковы 5, Полищук 6. Получали суп, крали картошку, горох. В Кривляке жили в бараках.

…1932 год. В Рычковой прожили 8 лет, был голод и тиф, умирали по 12 человек в день. Давали муку, ели, не варили. Дед собирал кости на заготовках, бабка ходила ночью, забирала и варила детям. Прадед (Николай Петрович) 70 лет умер с голоду. Аграфена - сильно болел желудок от голода. Нина - болела тифом.

…Глаза у прадеда были кровяные, ползал по землянке.

…На полях собирали капустные листы и др. Бабка своровала кошку, ободрала и кормила детей, хотела своровать щенков, но не удалось.

…С детства не спали на кроватях.

…Дед привез курицу, весь поселок пришел смотреть.

…Нина увидела овцу в 1946 году.  

Аналогичная судьба была у семьи Катцына Михаила Михайловича 1893 г.р. из деревни Сон Боградского района.

В 1930 году их выгнали из дома, отобрали все имущество, включая землю, скот, инвентарь, семена и др. В конце того же года дом семье вернули, правда, ничего, кроме голых стен в нем не осталось. Чтобы как-то свести концы с концами, семья переехала на рудник Улень, где можно было найти работу. Однако в 1931 году семья Катцына М.М. попала под депортацию. Всех членов семьи вместе с другими депортированными вывезли на подводах до станции Сон, откуда в телячьих вагонах отправили до ст. Суслово (ныне Мариинский район Кемеровской области). Там ссыльных продержали с полмесяца, затем на телегах отвезли в Тегульдет Томской области. Далее, семью Катцына М.М. отправили в пос. Ягодный, на Центрогарь. В апреле 1933 года их перевезли выше по р. Чулым во вновь отрытый поселок для ссыльных Бобровка (тогда Бирилюсского района Красноярского края, ныне Тегульдетского района Томской области).

В Бобровке ссыльные работали в «неуставной сельскохозяйственной артели», которая в дальнейшем была преобразована в колхоз. Глава семьи Катцын М.М. в 1940 году заболел и вскоре умер. После войны семью освободили из ссылки и реабилитировали в 1996 и 1998 гг. 

Жена Катцына М.М. - Мария Васильевна с детьми
Жена Катцына М.М. - Мария Васильевна с детьми

Далее представляю материалы Петра Васильевича Еремеева из деревни Большой Имыш, в которых он делится своими воспоминаниями о судьбе односельчан Катцыных.

 

КАТЦИНЫ

МИХАИЛ РОМАНОВИЧ

АЛЕКСАНДРА ИВАНОВНА

/в девичестве Лукьянова/

  

РОДОВА

В Большом Имыше Ужурской округи много было Катциных.

И село то, с верхов Чулыма, начинал дом Катцина Федора Романовича. А тут, за мостом, жил Михаил Романович Катцин, его брат Василий Романович, далее родовые гнезда Лукьяновых…

Зажиточно жил Василий Романович. Хлеб сеял, до ста овец зимовало. Дети их разбрелись в самом начале тридцатых… Жено-то у Василия Романовича Августа Семеновна… 

УХОДИЛИ ПАРНИ В АРМИЮ

Твой отец в 1916 году в армию уходил…

Как пошел из села обоз с новобранцами… Пешком ребята шли, мы их провожали. Оглянулся твой отец и так красиво, с тоской, запел:

Прощай Имыш с крутыми горами,

Остаются девочки с черными бровями.

Оставайтесь, не скучайте. Может, Бог даст, я вернуся,

На знакомой девочке женюся…

Василий Николаевич вернулся из Красной армии в конце 1921 года, а я в девятнадцатом замуж вышла… [1]

А близкие товарищи твоего отца: Тимофей Ефимович Катцин, Михаил Федорович Катцин, Петр Иванович Барабанчиков и Максим Михайлович Шорохов.

…Все говорили, что Николай II последний набор в покос сделал. Ребятишек брал. 

СЛУЖИЛИ ВМЕСТЕ 

У отца вашего хорошим другом был Тимка Катцин – вместе в армии служили, вместе в партию пошли.

Тимка был направлен в Китай на подпольную работу… Я пришла к Еремеевым /1922 г/, а через два года явился Тимка сильно больной и вскоре умер.

… Отец ваш служил в Иркутске, с японцами воевал. Рассказывал:

-Шарыповского моего товарища убило, Веселкова. Жалко, хороший парень был. 

НА УРАГАНЕ 

Моя мама в тифу лежала, отец ваш. И я на Урагане болела. Ничего, выправилась.

Заболел отец ваш.Мечется на нарах, кричит:

-Пойду, я  найду! 

Это уж он без памяти.

Успокаиваю его:

-Сейчас, Вася. Рубаху, штаны только найду…

А рядом Михаил Катцин, бабы.

Вывели мы его наконец на улицу, на крыльцо барака. А он начал свистеть… На всю тайгу свистел…

Михаил Катцин жалел меня:

-Как ты не боишься!

Привели в барак...  Михаил Катцин ножом рот Васе раскрыл, молока влили, и уснул муж, после на поправу пошел. 

КОРОВ ДАВАЛИ 

На Урагане коров давали. Мой Василий Николаевич взял корову под расписку. Расписки брали, чтоб не резали скот. На двух хозяев корова давалась.

Катцину Михаилу корову предлагали, да он не захотел. Вася настаивал, бери, бери, Михаил, а тот свое:

-На чем сено повезу?

-Я дам лошадь!

… У нас Мухортуха была, выручала кобылка. 

НА ГАРЯХ 

За Тегульдетом, за Чулымом много гарей было. Деревень там не было, менять манатки негде и много народу умирало. Черкашин Роман Константинович, наш деревенский, попал туда с женой Дарьей Романовной. Тогда маты по Чулыму гоняли. Мы еще в Абкашевой… Одинова разу, Михаил Романович Катцин сказал моему Василию Николаевичу, что видел Романа Константиновича на мате.

-Где, как?

-А мату тут, у Абкашевой, остановили, вот и увидел…

Очень Роман Константинович горевал перед Михаилом. Дарья Романовна у него умерла… Она же Михаилу Катцину сестра родная…

Вот так, то там, то тут, падали наши люди – голод валил… 

КОРИНКИ – ДЫРИНКИ ИСКАЛ 

Солнечный, знойный день. Тянется куда-то голубой рукав тихой таежной речки Чети. Высокие табора заготовленного леса уже свалены с крутого берега в быструю вешнюю воду. Смолистый дух от корья еще не выветрился из нашего поселка. Уже после мы узнаем, что он назывался Красная Четь. Тишина. Медленно из зеленых сосняков наплывает теплая сумеречь раннего вечера.

-Гришка-а-а?!

Нет отзыва.

-Гришка-а!!

Туда-сюда, а нет нигде Гришки Катцина. Мать чуть не рвет на себе волосы. Кто-то видел малыша на дороге – лежнёвке, а она уводила в бор.

Страшно, когда теряется в тайге человек. Взволнованная, гудящая толпа мужиков и баб двинулась к темной пасти тайги. Отца Гришутки в поселке не было – дядя Михаил работал на сплаве, где-то на Чулыме.

… Все тише и тише людские голоса. Мы, мальчишки, стояли подавленными. Как же, играли вместе и вот не заметили, как и  где приотстал от нас Гришка, а было ему года три, наверное.

Молча возвращались люди из тайги. Уже наступила ночь, большая красноватая луна зависла над над черной стеной сосен.

Позже всех пришел наш отец. Разом вынырнул из темени в лунную полосу света и все облегченно вздохнули. На руках моего родителя сидел пропавший Гришка. Лицо парнишки, искусанное комарьем, закровянело. И отец-то наш был хорош…

-Василий Николаеви-ич!

Александра Катцина не знала, как и благодарить спасителя. У ног женщины выплясывал на радостях второй сынишка Катциных – Шурка.

Отец рассказывал:

-Иду, прислушиваюсь. Слышу, ханькает… Пошел. гляжу, а он сидит в мелком соснячке. Уже обревелся…

Позднее, стали спрашивать мальчика, где был, что делал. Кособочил свои толстые губы Гришутка, рассказывал тихо:

-С каким-то дяденькой в коринки – дыринки играл…

Поверили. По-своему поняли бабы и тяжело вздыхали:

-Леший мальчонку улещал. За душой детской, чистой приходил…

И добрым словом говорили об отце:

-Ладно, что Василий Николаевич поболе поискал, не побоялся в тайге. А то бы хана Гришке!

Он как-то странно притих с тех пор, наш товарищ. Так и вырос букой. Уже на Луговом, уж большенькие мы были – никак, порой, не расшевелим парнишку, как-то дичился, пожалуй, он всех, глядел исподлобья своими сильными черными глазами… 

РОДИЛА И ПРОСТУДИЛАСЬ 

Под осень тридцать пятого привезли нас с Чети на Усть-Чулым, на Лоскутову гриву. Тут стояло с десяток досчатых бараков. В одном из них жили мы, Ананьевы – Александр и Арина Прокопьевна с детьми, Катцин Михаил Романович, Иван Иосифович Карпушев -мой братец с семьей, Еремеев Александр Петрович – все семейные.

Беды с ними следом…

У Михаила Катцина жена Александра Ивановна, Лукьянова дочь… Родила она тут в бараке той же осенью и простудилась. Умерла в горячке.

Как все жалели ее, Михаила жалели. На его руках остались: Мария, Сашка, Гришка и малая…

Чаще запохаживал Михаил к нам, очень они с мужем моим, Василием Николаевичем, душами сошлись… 

ПОБЕГУ К ДРУЖКАМ 

Объявилась у нас учительница – Арина Прокопьева Ананьева. Маленькая, с добрыми темнокарими глазами. С тихой лаской в голосе наговаривала, просила терпеть нужду.

Не стало в январе 1938года моего отца и сразу вошла в наш барак эта самая нужда уже полновласной хозяйкой. Передалась к нам, детям, материнская тоска по родителю, горько осознавалось сиротство… И уж невольно вспомнилось об учительнице. Побегу к дружкам Шурке и Гришке Катциным, а там загляну и к Ананьевым – напротив Михаила Романовича они жили. Разболокусь, сброшу пальтишко на лавку и спрашиваю с надеждой:

-Бабонька Арина, когда же домой-то?

Арина Прокопьевна грустно-грустно улыбалась, шершавой ладонью гладила меня по мягким светлым волосенкам. Ей нечего было сказать из прежнего, утешительного. У нас уже не было ни отца, ни Мухортухи…

-Бог даст, переживем эту беду, а там… Поедем мы на родину…

На «родине» впервые приехал с матерью и старшим братом Александром в 1955 году. Наконец-то я попробовал белого хлеба с отцовского поля. Хлеб был как хлеб…

…Радовало высокое голубое небо, мягкие краски невысоких увалов, да быстрые воды родного Чулыма. 

НИЧЕГО, ДЯДЯ МИХАИЛ! 

Я уже год работал в конторке рейда – писал бесконечные тогда списки на зарплату и авансы, на хлебные карточки и хлебную дотацию…

Лето 1944 года. День жаркий, морный, в выцветшей голубизне неба недвижно висят редкие белые облака. Полдень. Пусто на улице Проходной, хлопотливые курицы и те присели в теплой пыли завалин...

Торопился домой, на свою Чулымскую, а навстречу Михаил Романович Катцин. Как и всегда поздоровался.

Высокий, с темным,непромытым от сажи лицом – мыла-то давали в обрез, остановил меня. Ласково взглянул черными глазами. Лениво пошевелил густыми усами и глухим, усталым голосом спросил: как я?

-Ничего, дядя Михаил! Работаю, хлеба четыреста грамм дают. А зарплатишка маленькая.

-Хоть и это – все давай сюда! – дядя Михаил скупо улыбнулся, в провале темных губ его обнажился большой желтый зуб. –Отец твой, Василий Николаевич хотел всех вас выучить, мечтал об этом…

-А буду, буду учиться! - пообещал я. Вот только война закончится.

-Ну-ну…- опять ободрил меня улыбкой Михаил Романович и тяжелой походкой вконец уставшего человека побрел по пыльной уличной дороге.

… Как-то теплей было жить в те далекие годы: еще рядом бывшие дружки отца. Все-то мне сироте казалось, все-то чудилось, что среди них и мой родитель. Вот только в барак наш никак не зайдет… 

ТАК ХОРОШО ПОГОВОРИЛИ 

Как-то я приехал в Луговой погостить к маме – еще и школа и клуб стояли на месте. Пришел вечером в клуб, в пустом фойе увидел Гришу Катцина.  Ба-ба-ба… Вот это парнина вырос – богатырь! Не помню, но кажется, этому богатырю пришлось уже поспать на жесткой казенной койке…

Сел я рядом, и полный тоски по тому прошлому, в котором еще жил мой отец и родитель Гриши, долго-долго говорил с парнем, звал его к хорошему.

Гриша слушал о нашем голодном босоногом детстве, как-то размягчился всем своим широким темноватым лицом… соглашался, что жить надо чисто, не чернить памяти отца. Круто поменялась судьба Гриши Катцина. Громадная мужицкая сила предков подвела его – почувствовал ее, отдался ее слепой стихии…

Сгинул где-то Гриша. Внешне он так был похож на своего родителя. Вспомню о нем, и сделается так грустно…

Ах, Гриша, Гриша… 

ИЗ ПРИМЕЧАНИЙ: 

Катцин Михаил Романович – друг Василия Николаевича Еремеева. Они вместе служили в Красной армии, вместе вернулись в родное село осенью 1921 года.

…Высокий, черный сильный мужчина – таким я его знал до войны.

Жена его Александра Ивановна, в девичестве Лукьянова родом из зажиточного дома. Умерла осенью 1935 года.

У Михаила Романовича осталось на руках четверо детей мал-мала меньше. Позже он женился на вдове по фамилии Кора – она была или с Украины, или Белоруссии. Муж Коры помер от голода.

Михаил Романович – умница, любящий отец, кончил свою жизнь от голода – на почве голода развилась болезнь. Скончался он 2 июля 1944 года.

Последнее время работал смолокуром, ходил домой в черной, лоснящейся от сажи фуфайке и брюках. И усатое в саже лицо. Только черные угли лихорадочно блестевших глаз на желтизне белков еще выдавали в нем жизнь, мучительную боль… Ветром качало мужика, а бюллетеней тогда не давали… Сам хлеба, бывало, не съест – рассказывали, все ребятишкам, ребятишкам… 

 

ВОСПОМИНАНИЯ

ЕРЕМЕЕВОЙ КСЕНИИ ИОСИФОВНЫ

ЧЕРКАШИНОЙ ПЕЛАГЕИ /ПОЛИНЫ/ АНТОНОВНЫ

ЕРЕМЕЕВА ПЕТРА ВАСИЛЬЕВИЧА

 

 

Примечание:

[1] Черкашина Пелагея Антоновна, кому посв. песня